Неточные совпадения
― Князь, пожалуйте, готово, ― сказал один из его партнеров,
найдя его тут, и князь ушел. Левин посидел, послушал, но, вспомнив все разговоры нынешнего
утра, ему вдруг стало ужасно скучно. Он поспешно встал и пошел искать Облонского и Туровцына, с которыми было весело.
— Во-первых, не качайся, пожалуйста, — сказал Алексей Александрович. — А во вторых, дорога не награда, а труд. И я желал бы, чтобы ты понимал это. Вот если ты будешь трудиться, учиться для того, чтобы получить награду, то труд тебе покажется тяжел; но когда ты трудишься (говорил Алексей Александрович, вспоминая, как он поддерживал себя сознанием долга при скучном труде нынешнего
утра, состоявшем в подписании ста восемнадцати бумаг), любя труд, ты в нем
найдешь для себя награду.
На другой день
утром я проснулся рано; но Максим Максимыч предупредил меня. Я
нашел его у ворот сидящего на скамейке. «Мне надо сходить к коменданту, — сказал он, — так пожалуйста, если Печорин придет, пришлите за мной…»
Всегда скромна, всегда послушна,
Всегда как
утро весела,
Как жизнь поэта простодушна,
Как поцелуй любви мила,
Глаза как небо голубые;
Улыбка, локоны льняные,
Движенья, голос, легкий стан —
Всё в Ольге… но любой роман
Возьмите и
найдете, верно,
Ее портрет: он очень мил,
Я прежде сам его любил,
Но надоел он мне безмерно.
Позвольте мне, читатель мой,
Заняться старшею сестрой.
Так, — случайно, как говорят люди, умеющие читать и писать, — Грэй и Ассоль
нашли друг друга
утром летнего дня, полного неизбежности.
Или рано
утром в сад уйду, еще только солнышко восходит, упаду на колена, молюсь и плачу, и сама не знаю, о чем молюсь и о чем плачу; так меня и
найдут.
Катерина. Такая уж я зародилась горячая! Я еще лет шести была, не больше, так что сделала! Обидели меня чем-то дома, а дело было к вечеру, уж темно, я выбежала на Волгу, села в лодку, да и отпихнула ее от берега. На другое
утро уж
нашли, верст за десять!
Утра луч
Из-за усталых, бледных туч
Блеснул над тихою столицей
И не
нашел уже следов
Беды вчерашней; багряницей
Уже прикрыто было зло.
Я пришел к себе на квартиру и
нашел Савельича, горюющего по моем отсутствии. Весть о свободе моей обрадовала его несказанно. «Слава тебе, владыко! — сказал он перекрестившись. — Чем свет оставим крепость и пойдем куда глаза глядят. Я тебе кое-что заготовил; покушай-ка, батюшка, да и почивай себе до
утра, как у Христа за пазушкой».
Она слыла за легкомысленную кокетку, с увлечением предавалась всякого рода удовольствиям, танцевала до упаду, хохотала и шутила с молодыми людьми, которых принимала перед обедом в полумраке гостиной, а по ночам плакала и молилась, не
находила нигде покою и часто до самого
утра металась по комнате, тоскливо ломая руки, или сидела, вся бледная и холодная, над Псалтырем.
Утром сели на пароход, удобный, как гостиница, и поплыли встречу караванам барж, обгоняя парусные рыжие «косоуши», распугивая увертливые лодки рыбаков. С берегов, из богатых сел, доплывали звуки гармоники, пестрые группы баб любовались пароходом, кричали дети, прыгая в воде, на отмелях. В третьем классе, на корме парохода, тоже играли, пели. Варвара
нашла, что Волга действительно красива и недаром воспета она в сотнях песен, а Самгин рассказывал ей, как отец учил его читать...
Помирились, и Самгину показалось, что эта сцена плотнее приблизила Варвару к нему, а на другой день, рано
утром, спускаясь в долину Арагвы, пышно одетую зеленью, Клим даже
нашел нужным сказать Варваре...
Утром, полубольной, сходил на почту, получил там пакет писем из Берлина, вернулся в отель и, вскрыв пакет,
нашел в нем среди писем и документов маленький и легкий конверт, надписанный почерком Марины.
Веселая ‹девица›, приготовив
утром кофе, — исчезла. Он целый день питался сардинами и сыром, съел все, что
нашел в кухне, был голоден и обозлен. Непривычная темнота в комнате усиливала впечатление оброшенности, темнота вздрагивала, точно пытаясь погасить огонь свечи, а ее и без того хватит не больше, как на четверть часа. «Черт вас возьми…»
— Отечество в опасности, — вот о чем нужно кричать с
утра до вечера, — предложил он и продолжал говорить, легко
находя интересные сочетания слов. — Отечество в опасности, потому что народ не любит его и не хочет защищать. Мы искусно писали о народе, задушевно говорили о нем, но мы плохо знали его и узнаем только сейчас, когда он мстит отечеству равнодушием к судьбе его.
Зато внизу, у Николая Васильевича, был полный беспорядок. Старые предания мешались там с следами современного комфорта. Подле тяжелого буля стояла откидная кушетка от Гамбса, высокий готический камин прикрывался ширмами с картинами фоблазовских нравов, на столах часто
утро заставало остатки ужина, на диване можно было
найти иногда женскую перчатку, ботинку, в уборной его — целый магазин косметических снадобьев.
Он на другой день
утром взял у Шмита porte-bouquet и обдумывал, из каких цветов должен быть составлен букет для Марфеньки. Одних цветов нельзя было
найти в позднюю пору, другие не годились.
Так было до воскресенья. А в воскресенье Райский поехал домой,
нашел в шкафе «Освобожденный Иерусалим» в переводе Москотильникова, и забыл об угрозе, и не тронулся с дивана, наскоро пообедал, опять лег читать до темноты. А в понедельник
утром унес книгу в училище и тайком, торопливо и с жадностью, дочитывал и, дочитавши, недели две рассказывал читанное то тому, то другому.
— Да, да, славное
утро! — подтвердил он, думая, что сказать еще, но так, чтоб как-нибудь нечаянно не заговорить о ней, о ее красоте — и не
находил ничего, а его так и подмывало опять заиграть на любимой струне.
— Это
нашли только
утром, — объяснил Васин.
И вот, в одно прекрасное
утро, на рассвете, он вдруг
находит меня замерзавшего под забором и прямо нападает на след «богатейшего», по его мнению, «дела».
Я пригласил его пить чай. «У нас чаю и сахару нет, — вполголоса сказал мне мой человек, — все вышло». — «Как, совсем нет?» — «Всего раза на два». — «Так и довольно, — сказал я, — нас двое». — «А завтра
утром что станете кушать?» Но я знал, что он любил всюду
находить препятствия. «Давно ли я видел у тебя много сахару и чаю?» — заметил я. «Кабы вы одни кушали, а то по станциям и якуты, и якутки, чтоб им…» — «Без комплиментов! давай что есть!»
Утром поздно уже, переспав два раза срок, путешественник вдруг освобождает с трудом голову из-под спуда подушек, вскакивает, с прической а l’imbecile [как у помешанного — фр.], и дико озирается по сторонам, думая: «Что это за деревья, откуда они взялись и зачем он сам тут?» Очнувшись, шарит около себя, ища картуза, и видит, что в него вместо головы угодила нога, или ощупывает его под собой, а иногда и вовсе не
находит.
Но я, вспомнив, какими вопросами осыпали японцы с
утра до вечера нашего знаменитого пленника, Головнина,
нашел еще, что эти вопросы не так глупы.
Старшой подошел и сердито ткнул Маслову в плечо и, кивнув ей головой, повел ее в женский коридор. В женском коридоре ее всю ощупали, обыскали и, не
найдя ничего (коробка папирос была засунута в калаче), впустили в ту же камеру, из которой она вышла
утром.
Привалов перезнакомился кое с кем из клубных игроков и, как это бывает со всеми начинающими,
нашел, что, право, это были очень хорошие люди и с ними было иногда даже весело; да и самая игра, конечно, по маленькой, просто для препровождения времени, имела много интересного, а главное, время за сибирским вистом с винтом летело незаметно; не успел оглянуться, а уж на дворе шесть часов
утра.
„Да, но куда ж в таком случае делись деньги, если их выбрал из пакета сам Федор Павлович, в его доме при обыске не
нашли?“ Во-первых, в шкатулке у него часть денег
нашли, а во-вторых, он мог вынуть их еще
утром, даже еще накануне, распорядиться ими иначе, выдать их, отослать, изменить, наконец, свою мысль, свой план действий в самом основании и при этом совсем даже не
найдя нужным докладываться об этом предварительно Смердякову?
— Вы обо всем нас можете спрашивать, — с холодным и строгим видом ответил прокурор, — обо всем, что касается фактической стороны дела, а мы, повторяю это, даже обязаны удовлетворять вас на каждый вопрос. Мы
нашли слугу Смердякова, о котором вы спрашиваете, лежащим без памяти на своей постеле в чрезвычайно сильном, может быть, в десятый раз сряду повторявшемся припадке падучей болезни. Медик, бывший с нами, освидетельствовав больного, сказал даже нам, что он не доживет, может быть, и до
утра.
Проснулся я в 8 часов
утра. По-прежнему моросило. Дерсу ходил на разведку, но ничего не
нашел. Животное, подходившее ночью к нашему биваку, после выстрела бросилось назад через реку. Если бы на отмели был песок, можно было бы увидеть его следы. Теперь остались для нас только одни предположения. Если это был не лось, не изюбр и не медведь, то, вероятно, тигр.
Для этого надо было
найти плёс, где вода шла тихо и где было достаточно глубоко. Такое место скоро было найдено немного выше последнего порога. Русло проходило здесь около противоположного берега, а с нашей стороны тянулась длинная отмель, теперь покрытая водой. Свалив три большие ели, мы очистили их от сучьев, разрубили пополам и связали в довольно прочный плот. Работу эту мы закончили перед сумерками и потому переправу через реку отложили до
утра.
Летом охота на зверя возможна только
утром, на рассвете, и в сумерки, до темноты. Днем зверь лежит где-нибудь в чаще, и
найти его трудно. Поэтому, воспользовавшись свободным временем, мы растянулись на траве и заснули.
На другой день чуть свет мы все были уже на ногах. Ночью наши лошади, не
найдя корма на корейских пашнях, ушли к горам на отаву. Пока их разыскивали, артельщик приготовил чай и сварил кашу. Когда стрелки вернулись с конями, я успел закончить свои работы. В 8 часов
утра мы выступили в путь.
В одном пересохшем ручье мы
нашли много сухой ольхи. Хотя было еще рано, но я по опыту знал, что значат сухие дрова во время ненастья, и потому посоветовал остановиться на бивак. Мои опасения оказались напрасными. Ночью дождя не было, а
утром появился густой туман.
К
утру я немного прозяб. Проснувшись, я увидел, что костер прогорел. Небо еще было серое; кое-где в горах лежал туман. Я разбудил казака. Мы пошли разыскивать свой бивак. Тропа, на которой мы ночевали, пошла куда-то в сторону, и потому пришлось ее бросить. За речкой мы
нашли другую тропу. Она привела нас к табору.
И я должен сказать, что и теперь в Сергиевской, как прежде на Васильевском, три грани дня Веры Павловны составляют: чай
утром, обед и вечерний чай; да, она сохранила непоэтическое свойство каждый день обедать и два раза пить чай и
находить это приятным, и вообще она сохранила все свои непоэтические, и неизящные, и нехорошего тона свойства.
Одним
утром является ко мне дьячок, молодой долговязый малый, по-женски зачесанный, с своей молодой женой, покрытой веснушками; оба они были в сильном волнении, оба говорили вместе, оба прослезились и отерли слезы в одно время. Дьячок каким-то сплюснутым дискантом, супруга его, страшно картавя, рассказывали в обгонки, что на днях у них украли часы и шкатулку, в которой было рублей пятьдесят денег, что жена дьячка
нашла «воя» и что этот «вой» не кто иной, как честнейший богомолец наш и во Христе отец Иоанн.
Это было варварство, и я написал второе письмо к графу Апраксину, прося меня немедленно отправить, говоря, что я на следующей станции могу
найти приют. Граф изволили почивать, и письмо осталось до
утра. Нечего было делать; я снял мокрое платье и лег на столе почтовой конторы, завернувшись в шинель «старшого», вместо подушки я взял толстую книгу и положил на нее немного белья.
— Недостатка в месте у меня нет, — ответил он, — но для вас, я думаю, лучше ехать, вы приедете часов в десять к вашему батюшке. Вы ведь знаете, что он еще сердит на вас; ну — вечером, перед сном у старых людей обыкновенно нервы ослаблены и вялы, он вас примет, вероятно, гораздо лучше нынче, чем завтра;
утром вы его
найдете совсем готовым для сражения.
На другой день
утром мы
нашли в зале два куста роз и огромный букет. Милая, добрая Юлия Федоровна (жена губернатора), принимавшая горячее участие в нашем романе, прислала их. Я обнял и расцеловал губернаторского лакея, и потом мы поехали к ней самой. Так как приданое «молодой» состояло из двух платьев, одного дорожного и другого венчального, то она и отправилась в венчальном.
С тех пор в Щучьей-Заводи началась настоящая каторга. Все время дворовых, весь день, с
утра до ночи, безраздельно принадлежал барину. Даже в праздники старик
находил занятия около усадьбы, но зато кормил и одевал их — как? это вопрос особый — и заставлял по воскресеньям ходить к обедне. На последнем он в особенности настаивал, желая себя выказать в глазах начальства христианином и благопопечительным помещиком.
Утром на крыльце
нашли окоченевший Матренкин труп.
В одно
утро отпирают лавку и
находят двух задушенных крыс.
Перерыли сараи, погреба, чуланы —
нашли только несколько человек, молчаливых как пни, и только
утром заря и первые лучи солнца открыли тайну, осветив крышу, сплошь усеянную оборванцами, лежащими и сидящими.
Она почти каждое
утро находила новые слова хвалы, и это всегда заставляло меня вслушиваться в молитву ее с напряженным вниманием.
Если летом, при открытых окнах и дверях, пахнет помоями и отхожим местом, то, воображаю, какой ад бывает здесь зимою, когда внутри тюрьмы по
утрам находят иней и сосульки.
Это мнение подтверждается тем, что очень часто по
утрам находят бекасов в тех местах, где их накануне вечером не было.
Это уж слишком, кажется; но я уверяю, что много раз, выезжая или выходя рано
утром на охоту,
находил я диких уток и голубей, сидевших на грязи и лужах среди улицы.
Рано
утром один из стрелков ходил на охоту за нерпами. Возвратясь, он сообщил, что бурей ночью мертвую касатку снова унесло в море. Я не придал его словам никакого значения, но орочи
нашли это вполне естественным: Тэму вернулся, принял свой обычный вид и ушел в свою родную стихию.
Каждое
утро отправлялся он на почту, с волненьем распечатывал письма, журналы — и нигде не
находил ничего, что бы могло подтвердить или опровергнуть роковой слух.
Пьяный Мина Клейменый давно уже лежал под столом. Его там
нашли только
утром, когда Окся принялась за свою работу. Разбуженный старик долго не мог ничего понять, как он очутился здесь, и только беззвучно жевал своим беззубым ртом. Голова у него трещала с похмелья, как худой колокол.